Вечно мне недостаточно. Всегда нужно еще, и еще, и еще. Ей-богу, как капризный ребенок. Тело управляет слабой волей, и я покорно подчиняюсь зову плоти. Сапиенс временно отошел по делам, и сейчас на сцене царит эректус – симуляция человека с прошивкой бабуина. В, пока еще встречающиеся в моей никчемной жизни, периоды осознанности, я ненавижу себя за слабость, и даже пытаюсь хоть как-то обуздать свои низменные инстинкты, но, как видно из последующего повествования, безрезультатно.  Я загружаю себя работой, тренируюсь по два раза на дню, повышаю свой интеллектуальный уровень, даже пробовал медитацию, однако все заканчивается одинаково: я снова здесь, на остановке, в одном из районов ближе к окраине города. Словно хищник вглядываюсь в толпу, нахлынувшую из только что прибывшего автобуса. А в детстве я был милым малышом. И как говаривал мой отец, что в те, навеки потерянные в прошлом времена не было никаких предпосылок, к тому, чтобы примерный и воспитанный мальчик, гордость родителей, активный участник всех школьных мероприятий, превратится в меня. Ведь они с мамой сделали все, чтобы вырастить достойного человека. Жаль, что только в мультиках из милого львенка вырастает благородный вожак стаи. В жизни все совсем по-другому.

Ого, сколько блондинок за раз? Хотя, наверное, их всегда было много. А мне-то казалось, будто сейчас мода на естественные оттенки. В любом случае пока все мимо. Кто-то слишком низкий, кто-то слишком толстый. Фу, эта старая совсем! Нервничаю: не пропустил ли? Начинаю паниковать. Так и подмывает сорваться с места и рвануть в самую гущу человеческих тел распределившихся по небольшому пустырю, окруженному стихийно припаркованными автомобилями, допотопной четырехэтажкой и рядами однотипных павильончиков с уродскими вывесками. Но тогда, со своим ростом, я вообще ничего не увижу. Еще раз пробегаю взглядом по головам разбредающихся в разные стороны прочь от лобного места. Глубокий вдох, чтобы собраться. Ага, попалась! Что, хотела ускользнуть от меня? Все же сегодня нам суждено было встретиться, а я-то уже было засомневался.

Покидаю свой наблюдательный пункт на небольшой возвышенности у дерева рядом с остановкой. Сердце, и до этого момента не находившее себе места, срывается с цепи и начинает бешено колотиться. Пробираюсь сквозь редеющую толпу к проходу около металлических магазинчиков-бытовок. Девушка с обесцвеченными, отросшими у корней, волосами, перемещается в пространстве медленно, почти плывет, но как бы я не ускорялся, порой расталкивая окружающих, расстояние между нами не уменьшается. И вот моя недостижимая цель, вместе с частью прохожих, уже свернула за угол четырехэтажного дома с растрескавшимся фасадом. Следую за ней, осторожно повторяя маневр. Сейчас важно оставаться незаметным, ведь вокруг по-прежнему много народа. Все, куда-то спешат в обоих направлениях, только моя подопечная движется будто бы во сне. Можно подумать – время для нее течет совсем по-другому. И вот уже я вязну в тягучем континууме, созданном высокой, почти болезненно стройной фигурой, задрапированной серым футером безразмерного спортивного костюма. Одинокая планета и малюсенький осколок от некогда большого мира – мы дрейфуем через вселенную убогого райончика еще советской застройки.

Как бы я сейчас не обожествлял ее образ, мой взгляд скользнул по блестящему розовому рюкзачку и замер немного ниже ее талии, на двух игриво танцующих в такт движениям выпуклостях, очертания которых угадываются под давно не стиранной хлопковой тканью. Но еще слишком рано, чтобы действовать.

В нашем обособленном мире, кажется, прошла целая вечность, но через несколько дворов путь обрывается оживленной автомобильной дорогой. Скрип тормозов. Гудение клаксонов. Для нее ничего не изменилось: пересекает опасный путепровод, даже не удосужившись посмотреть по сторонам, словно реальный мир ее не касаются вовсе. Лишь на середине проезжей части останавливается и заторможенным движением, словно во сне, поправляет прядь волос, выбившуюся из небрежно затянутого на затылке пучка, чем снова вызывает шквал недовольства у автомобилистов. А вот я, вынырнув из дремы, еле удерживаю себя, от того, чтобы броситься следом. Она уже на противоположной стороне, а мне нужно срочно найти пешеходный переход.

Небольшая пауза в нашей игре, и вот я опять следую за девушкой неспешно дрейфующей на своей волне по разбитым дорожкам между поношенными пятиэтажными домиками со старушками на лавочках и бездомными животными, так и норовящими увязаться за тобой хоть на край света. «Фух, чуть не упустил тебя снова!»: говорю ей вслед. Не хотелось бы сегодня остаться ни с чем, тогда я впаду в депрессию, стану злобным и агрессивным и снова разрушу все, над чем работал месяцами. От этой мысли, а еще от нетерпения ноги становятся, как ватные, в результате я неосознанно ускоряю шаг, в очередной раз, выпадая из сложной системы, параллельной реальности, где все подчиняется ритму ее вальяжной раскачивающейся походки. Отсюда со стороны может показаться, что передо мной плетется какая-то наркоша, еще толком не отошедшая от очередной дозы. Однако это не так…

О, черт! Она остановилась, сейчас обернется. Наверное, это я, потеряв бдительность, топаю как слон своими марионеточными лапищами. Кручу башкой по сторонам. Надо срочно что-то предпринять, пока не поздно. Блин, даже кустов рядом нет! Резко разворачиваюсь и присаживаюсь, будто завязываю шнурки. Авось прокатит? Я даже зажмурил глаза, проговаривая про себя мантру, призывающую всех богов подземного и верхнего мира помочь мне. Внезапно слышу, приближающееся цоканье каблуков. Явно не она: девушка с высветленными волосами носит кеды. Мимо проходит какая-то престарелая дама, ведущая за руку ребенка. Малыш с любопытством смотрит на липучки на моих кроссах. При других обстоятельствах я бы обязательно показал язык или состроил гримасу, но сейчас мне не до этого. Все еще сидя, согнувшись через подмышку, смотрю назад. Блондинка, как ни в чем не бывало, продолжила свой путь.

Так на чем я там остановился. Ах, да наркоманка! То есть, нет! Первое впечатление обманчиво. Если присмотреться, каждое ее движение подчинено ритму. Будто она слушает музыку. Вот только мелодия идет не из какого-нибудь электронного устройства, а изнутри: из сердца, души, мозга. Я ее, эту музыку сам не слышу, просто знаю, что она есть. Еще я знаю точно, что совсем скоро закончится наше странное путешествие вглубь этого убогого райончика.

Двор очередной пятиэтажки. Второй подъезд по ходу движения. Серая железная дверь, обоссанная снизу собаками до образования высолов. Девушка скидывает рюкзачок и шарится внутри в поисках ключей. Надо бы дождаться, когда запиликает сигнал магнитного замка, но я уже не в силах остановиться. Отбросив осторожность, преодолеваю три невысокие ступеньки крыльца и оказываюсь под навесом, буквально в считанных шагах от женской фигуры. Мир вокруг крутится из стороны в сторону, очертания предметов плывут. Теперь между нами действуют мои законы. Мозг отдает команду рукам, но я их не чувствую, впрочем, как и все остальное тело. Своими глазами я вижу, как кто-то другой тянется к девушке. Но тут все обрывается.

Нет, я не потерял сознание, мои ноги не подкосились и я не шмякнулся на бетонную плиту. Никто не ударил меня электрошокером и не брызнул в лицо из баллончика. Я, все так же стою, вытянув руки, словно мумия из глупого фильма про мумий, и таращусь прямо в большие серые глазищи напротив. Два бездонных, ничего не выражающих, портала, которые снова поменяли правила игры, и скачущий мир опять замедлился. Несколько мгновений назад она внезапно обернулась и произнесла своим гипнотически низким голом: «А, это ты». И вот мы все еще безмолвно смотрим друг в друга. В поле моего зрения также умещаются небрежно подведенные черным веки с длиннющими, но редкими ресницами, легкие тени, залегшие под глазами, тонкий нос с горбинкой, впалые щеки. По сияющим под тонкой белесой кожей лица венам бежит кровь. Губы? Губы вечно обветрены. Эти непривлекательные по отдельности черты собираются в лицо, которым я могу любоваться часами, представлять и снова любоваться уже в моем воображении, а засыпая, видеть его во сне. Все, что ниже мне не видно, но сейчас это и неважно. Интересно, что будет дальше? Она шагает навстречу. Я медлю, опускаю руки и тоже подаюсь вперед. Потом ее черед ходить. Следом – мой. Теперь между нашими телами буквально несколько сантиметров. Мы замерли, знаю, что она тоже сомневается. Сомневается: как завершить эту шахматную партию с отложенным финалом. Наши сердца отбивают секунды, она слышит, как летят мои, я слышу, как несутся ее. Кажется, эта хрупкая пауза может длиться до бесконечности, но достаточно какой-то маленькой, незначительной детали извне, чтобы вывести эту систему из равновесия.

Мя-яу! Наглющий уличный кот подкрался сзади и стал тереться о мою левую лодыжку. Посмотреть на хвостатого подлеца я не успел. Блондинка рванула вперед. Я тоже. И мы с остервенением голодных хищников впились друг другу в губы. Казалось бы, вот сейчас мне положено раствориться в разверзнувшейся между нами страсти, однако все мысли, что я блокировал, которых нескончаемо долго избегал, разом откуда-то повылазили, не знаю, где их я там прятал, и мой бедный мозг утонул в многоголосье монотонного бубнежа.

Подумалось, что мы знаем друг друга целую вечность, и что я уже затрудняюсь подсчитать который раз, спустя месяцы очередного расставания, мы подобным образом встречаемся. Жалкие марионетки, запутавшиеся между спицами колеса сансары. Две противоположности, обреченные оттолкнуть друг друга вновь после очередной попытки стать чуточку похожими. И так будет всегда, пока смерть не прекратит наши странные отношения.

Я вспомнил, как она любит музыку, живет только ей одной. Если бы не я, музыка была бы ее единственной страстью. Нет, она не собирает пластинки и компакт-диски, и не хранит тонны песен на жестком диске своего компьютера. Не дает концертов и не выкладывает каверы на своем канале аудио хостинга. Она, кажется, просто дышит ей. Да, да! Вдыхает кислород, а выдыхает мелодии. Все, что ей приходит в голову она записывает в своей домашней студии и будто ведьма в огромном котле, перемешивает и приправляет сэмплами из звуков окружающего мира. Прекрасней музыки я никогда еще не слышал, хотя, конечно, в данном случае не могу быть объективным. Жаль, что вы никогда не узнаете, как она слышит закат в июле, тишину январской морозной ночи, биение моего сердца, когда мы вместе. Даже натужный рокот раздолбанного дизеля автобуса в час пик в ее исполнении похож на мечтательную сюиту, сочиненную кем-то из ангелов. Да чего там, наверное, даже ангелы бы позавидовали ее таланту, если бы существовали, конечно. Но как я уже сказал: вы никогда не услышите сочиненной ею музыки. Все от того, что никто кроме меня не достоин ее таланта. Вот такая вот она, любовь всей моей жизни. Надо отметить, что до встречи с ней я был совершенно заурядным: с планами, перспективами и амбициями. Она ворвалась в мою жизнь как ураган, и мир правильных формулировок и последовательных умозаключений разбился вдребезги. Остались лишь отдельные слова. После, слова перемешались и стали стихами. А стихи самой жизнью, смыслом существования. Объективный мир утратил свою власть и превратился в иллюзию. Мы могли быть вечно, сиять на подмостках, звучать громогласно, но наши встречи всегда вспышка, комета сгорающая еще на подлете к земле. Может, все дело в том, что нам больше ничего не нужно. И когда неизбежный быт, будто родители, заглядывающие в комнату в самый неподходящий момент, проникает в наши отношения, все рушится. 

Все еще не прекращая беспощадно, пожирать друг друга, мы просачиваемся в подъезд. Словно сиамские близнецы сросшиеся лицами, спотыкаясь, крадемся по лестнице до третьего этажа. Открыть древние замки на допотопной двери в доставшуюся от мертвой бабушки квартиру, целая история и в нормальном положении. Мы пыхтим, кряхтим, извиваемся, но все же одолеваем и это препятствие. Из пустынной, лишенной даже зеркала, прихожей, по стенам заползаем, в одну из комнат. Там, на вечно разложенном раритетном диване, почти не раздеваясь, оголив лишь самые необходимые участки тел, завершаем нашу историю.

Очень похоже на хэппи-энд. Не так ли? Только я про «жили долго и счастливо» сказки не жалую, так что погнали дальше!

После всех наших дел в передней перебираемся в кухню. Она вечно говорит, что курение непременно навредит ее голосу, и от никотина кожа на лице быстрее состарится, но упорно продолжает дымить. Вот и сейчас, зажав оранжевый фильтр своими обветренными губами, она чиркает колесиком дешевой прозрачной зажигалки. Обожаю целоваться, когда у нее во рту привкус никотина. Не успел об этом подумать, как лезу с нежностями. Она отвечает. Потом отстраняется, чтобы докурить сигарету. Я забираюсь голой жопой на прохладный кухонный стол, смотрю на ее обнаженный силуэт, стоящий на фоне допотопных бабушкины занавесок. В голову лезут всякие слова, но в строки они не складываются. И тут у меня заурчало в животе. Ну, правильно, я же от волнения сегодня с самого утра не ел. Спрыгиваю со стола. Она хихикает, увидев, как смешно при этом встряхнулись мои причиндалы. В холодильнике стоящем в кухне, скорее как экспонат из нормальной жизни, царят лишь неутолимая вечная пустота и застойный запах. Блин, он даже не подключен.

Чтобы выбраться в магазин нам потребовались всего три попытки. Ровно столько раз мы останавливались у входной двери и возвращались в большую комнату на скрипучий диванчик

И вот наконец-то мы оказались на улице. Кто-то переключил вселенский реостат, и летнее небо начало гаснуть. Лишенные возможности продавать алкоголь в ночное время, все местечковые магазинчики уже давно закрылись. Самое время для похода за продуктами. И вот мы снова идем через весь район, только теперь вместе, в обнимку, на остановку, около которой, есть большой супермаркет, работающий круглосуточно. Странно, но народу на улице много. Им что с утра не надо вставать? Завтра вроде рабочий день? Хотя какая мне разница, ведь мы опять вместе. Надо наслаждаться нашим небольшим счастьем. По пути иногда тормозим и целуемся до тех пор, пока не начинают неметь губы, а потом снова идем. 

Пока мы, петляя по дворам и делая романтические остановки, добрались до большой дороги, совсем стемнело. Зажглись фонари. Холодный колючий свет от сотен светодиодных элементов осветил всю округу, раскидав повсюду угловатые тени. Людей здесь тоже пруд пруди, да и машин не поубавилось. Нам надо на другую сторону. Спускаемся в переход.

Внизу невероятно светло, очень грязно и жутко воняет. Щуримся. По бокам белая, положенная еще при царе Горохе, плитка. Слева через всю стену реклама, предлагающая «что-то там для вашей принцессы». На полкартинки мордаха милой собаченции с выбеленными зубами и аккуратно уложенной золотистой шерстью. А под рекламным щитом свалена куча целлофановых пакетов, набитых непонятно каким тряпьем. Среди пожитков расположились два тела. Толпа брезгливо огибает постояльцев перехода и их куркули, будто в научном эксперименте, где заряженные частицы отталкиваются от магнита с такой же полярностью.

И вот мы тоже поравнялись с пристроившейся у стены парочкой. Концентрированный запах человечины нагло пролез в ноздри и, кажется, проникнув через поры в коже, пропитал все мое тело. Стараюсь совсем не дышать. Рассматриваю съежившихся и прижавшихся друг к другу существ. То, что женского пола, по крайней мере, мне так показалось из-за русых с проседью длиннющих волос и отсутствия бороды, обернуто, то ли в какой-то замызганный тюль, то ли в чье-то выброшенное свадебное платье. Дама свернулась клубочком и прильнула к своему, сидящему в луже мочи, кавалеру. Заношенная до блеска спецодежда на нем, если сильно не вглядываться, чем-то смахивает на фрак. Рядом валяется набор путешественников по иным мирам: закопченная алюминиевая ложка и видавший виды миллилитровый шприц.

Мы проходим мимо. И вот уже, чтобы рассмотреть остальные детали сценки, мне приходится повернуть голову. Но все тщетно. Незримая движущая сила, действующая на переход, уносит нас прочь от, мирно дремлющих, как и положено ночью, мужчины и женщины.  Еще немного и мы начнем подниматься на поверхность, но я продолжаю думать о тех двоих. От чего все так сложилось? Может их страсть, так и не сумевшая вылиться во что-то общепринятое и гармоничное, трансформироваться в невыносимо стандартизированные отношения, сначала утянула их в пучины сумрачного мира грез, а потом бросила на грязный мраморный пол подземного перехода. Сюда, в незанятый промежуток между обещанием красивой собачей жизни и непрерывным потоком безликой биомассы – беспрестанно перемещающихся туда-обратно обывателей.

Что до нас, мы уже выбрались наружу, прошли с десяток метров по тротуару, а потом через, открывшуюся словно по волшебству, автоматическую стеклянную дверь, юркнули в гастрономический рай.